Джон устал…

Джон уставился на печатную машинку. Вот уже четвертый месяц он пытался написать что-то стоящее. Слова никак не укладывались в предложения, предложения в абзацы. Бутылка была наполовину пуста. Джон закурил очередную сигарету, очередная музыкальная композиция из старого разбитого приемника полностью овладела его разумом – но ничто не заполняло его пустоту целиком.

Три, четыре…

Он посмотрел на чертов один абзац. Неужели это все, на что я способен, спросил себя Джонни. Опрокинув очередную стопку виски – а когда ему было действительно плохо, Ди пил виски не как эстет потягивая яд из красивого льда с бокала, а как самоубийца, который хотел одного – не чувствовать больше этой адской боли; выключить мозг, остановив его работу. Его мозг работал на полную мощность, на даже этих мегаватт энергии не хватало создать то, что бы удовлетворило самого Джона.

Три, четыре…

Выкидывая уже написанное, он писал иное, иначе. Дым от сигарет, казалось, заполонил всю комнату, запах алкоголя стал столь стойким, что других запахов в его шикарных апартаментах никто бы уже не ощутил. Кучи, горы пустых бутылок заполоняли каждый угол его клетки, его берлоги. Виски бешено стучали, ему не хватало воздуха. Стопка за стопкой, сигарета за сигаретой.

Три, четыре…

Джон отбросил печатную машину, швырнул в стену бутылку – та разбилась с непередаваемой красотой, остатки виски разбрызгались по всей стене, словно мозги самоубийцы. Задыхаясь, Джон достал револьвер, достал все 6 патронов, поставил один патрон в барабан, щелкнул револьвером. Удовлетворенно хмыкнув, он крутанул барабан.

Три, четыре…

Шансы все закончить прямо в этот момент – один из шести, подумал Джон. Неплохой шанс. Приставив ствол револьвера ко лбу, он положил большой палец на спусковой крючок. Указательным взвел курок. Один из шести. Джон начал считать.

«Вперед, только вперед… На улицу, срочно, на воздух!» – повторял Джон себе, спешно одеваясь.

Вся тьма мира поглощало его сознание — его разум, словно тиски, поглощало отчаяние и боль. Не хватало воздуха, ребенок в сердце Джона готов был зарыдать от несправедливости и предательства. Эта боль была даже несравнима с той болью, которую испытываешь, когда узнаешь что, твой любимый человек умер.

Выбежав на улицу, Джон вставил в уши вкладыши-наушники и включил песню…

You’re so
You’ve been waiting in the sun too long

Вдохнув свежего воздуха, тело Джона воскресло, а его мозг обрел прежнюю силу. Щелкнув пальцами, Джон выскочил из бездны отчаяния, словно гусь из бутылки, который рос в ней всю свою жизнь, и стал настолько взрослым, что не никак мог пролезть через ее горлышко.

For the love you bring won’t mean a thing
Unless you sing, sing, sing, sing

Прохожие — опасливые парни, улыбающиеся девушки – не интересовали Джона, который шел по своей планете широким шагом. Откуда-то, словно из глубин самого ада, тысячелетнего сна, он услышал, сначала негромко, ее шепот. Постепенно эти слова становились все отчетливее и громче.

Surely, you’ve been going too early
Hurry, ‘cos no one’s gonna be stopped
Na na na na na

Вдруг он увидел ее силуэт, узнав мгновенно – улыбнулся и набрал номер, – «Але, это Я. Стой!»

Baby, there’s somethin’ goin’ on today
But I say nothin’, nothin’, nothin’
Nothin’, nothin’, nothin’, nothin’
Nothin’, nothin’, nothin’
So no no no no no

— Зачем?

Джон спокойно и уверено шел по земле с улыбкой. На правом плече у него сидел черный, абсолютно черный – поглощающий весь свет, Ворон.
Ворон питался страхом Джона и его собеседников. Он родился из страха Джона и с тех пор служит ему верой и правдой, выполняя его мелкие и, порой, довольно важный поручения.

На левом плече гордо восседал Орел, гордый и величавый. Он излучал уверенность и целеустремленность, кружился время от времени над Джоном, вселяя уверенность в него самого и достойных окружающих. По поручениям Джон гонял его реже.

Меч короля Артура, оставленный Мерлином после смерти Короля, Джон, вытащив из камня, вставил обратно в камень. Мерлин счастливо улыбнулся.
Однажды, Джон, закончив обучение боевым искусствам в одном из храмов Шао-Линь, решился выполнить последнее испытание: войти в клетку с тигром.

В ней он испытал весь спектр страха: первобытный страх, ужас, страх смерти; осознал справедливость жизни и обрел внутреннюю тишину. Он смотрел в глаза Тигру, понимая, что нет абсолютно никакого смысла ему что-то говорить. Джон не шевелился, замер, ощутил безмятежность всем своим телом. Не отрывая взгляд от глаз Тигра, Джон сел на колени в Сейза – традиционную японскую позу, которая дословно обозначает «правильное сидение» и слегка склонил голову. Тигр рычал, но не стал его убивать. С этого момента Джон стал Мастером.

Тигра он забрал с собой и поручил ему охранять ворота собственного сознания – каждый кто пытался овладеть разумом Джона с тех пор испытывал кошмарный, ужасающий страх, самый сильный страх на планете Земля. Те же, кто приходили с миром и добром, заходили в гости к Джону с радостью, поглаживая Тигра и угощая его конфетами. На поясе у Джона висела Катана Правды. Каждый кто лгал Джону, в ту же секунду был повержен этим могущественным артефактом. Пацан шел к успеху.

Младший поднял бокал:

— С днем рождения, братец!

Иисус помолчал, улыбнулся и поднял святой Грааль к губам, обнимая Марию Магдалину.

— Спасибо, Джон — ответил Иисус. — Excelsior!

Настала пора улыбнуться Джону. Братья Мухаммед, Будда и Зороастр, более известный как Заратустра, подняли бокалы с шампанским, воскликнув тост «Слава Эриде!», по-гусарски выпив до дна и разбив их об пол.

— Ты нашел ее, Прометей? — спросил Иисус.
— Есть варианты — печально ответил Младший.
— Она никогда не проснется — сказал Мухаммед.

Будда в своем обыкновению блаженно промолчал. Братья ухмыльнулись в ответ.

— Нам остается лишь ждать — резюмировал Зороастр.
— Она сказала, что проснется сама — подтвердил Джон. — Так она решила еще тысячи лет назад. Кстати, родители передают вам привет.
— Да уж, замутили вы с ней темку-то! — захохотал Будда.

Братья крайне удивились.

— А ты сильным стал — довольно сказал Мухаммед. — Мне бы твою силу.
— Еще бы уметь ее полностью контролировать — заметил Джон.
— Да пребудет с тобой сила! — сказал маленький зеленый карлик, чем-то похожим бывший на в яйце голубом младенца. — Совет с тобой, уважаемый.
— А он тут откуда, — удивился виновник торжества. — Тут семейное торжество, Халк-недоросток, иди качайся!

Свиток был коротким. После прочтения буквы воспламенились и исчезли.
— Что там дальше по списку, Брюс, — с улыбкой произнес Джон. — Быть водой?

Однажды Джон был в гостях у старшего брата, Будды. Тот загадал коан, неразрешимую для ума загадку:

— Недавно я посадил гуся в бутылку. Теперь гусь вырос, а горлышко бутылки очень маленькое и гусь не может оттуда выбраться. Но вот в чем загвоздка: бутылка эта – очень ценна для меня и я не хочу ее разбивать. Если гуся не выпустить, он погибнет. Так что же делать?

Джон пробыл в храме Дзэн порядка десяти лет, прежде чем разгадал ее (кстати, именно после этого ему было дозволено войти в клетку с Тигром). Джон осознал, что Гуся никогда и не было в бутылке, после чего птица с шумом вылетела из его головы.

В ответ Будда загадал еще одну, ставшую легендарной загадкой, над которой тот думал десять и еще пять лет. Будда хлопнул в ладоши и спросил что это?

— Хлопок ладонями, — ответил Джон.
— А что такое хлопок одной ладони? — спросил брат. — В чем сила, брат?
— Сила в Джоулях, брат! — захохотал Джон. — Ладно, шучу, сила в правде, понятное дело. Ладно, мы отвлеклись, пойду-таки подумаю над твоей загадкой.
Ответ ему подсказал ставший впоследствии легендарным Воином, Шаман. Тот в разговоре вскользь произнес фразу «Для хлопка нужны две ладони». В тот момент, Джона «включило».

Третью загадку загадала ему жизнь. Джон и несколько других монахов, бывших в тот момент в храме Истины, тайно полюбили одну из монахинь. В конце концов Джон написал ей любовное послание, настойчиво требуя встречи наедине.
На следующий день Будда проводил занятия с монахами, и когда они были окончены, Она встала. Обращаясь к тому, кто написал ей, сказала:

— Если ты действительно любишь меня, подойди и обними меня.

Тем временем, Джон летел на своем корабле к Элизиуму 33, орбитальной станции третьего поколения с новостями и распоряжениями Императрицы. Звали ее, так же как и Английскую королеву древней Земли — Елизавета I — и прозвище было смешное, к слову, такое же как и у последней из династии Тюдоров. К тому же обязанности межгалактического шерифа, хоть и давали определенные права, вынуждали его временами ловить всякую межгалактическую шваль, поэтому по пути ему надо было залететь на одну маленькую планетку.

Вспомнив, какие чувства вызывал вид Земли в двадцать первом веке с первого Элизиума, Джон всплакнул. «Дай себе леща, тупое эмоциональное животное» — произнес древнюю мантру Джон, забил трубку гашишом, включил песню Боба Марли и установил курс к планете Ка-Пэкс.

Весь в крови, свежих ранах и обессиленный, Джон прорубался сквозь Джунгли сомнений с помощью своего мачете Веры. Дело происходило в Индии, на планете Земля в девятнадцатом веке.

Сама история приобретения данного артефакта — мачете Веры весьма интересна и поучительна. Еще во времена вторжения Испанских конкистадоров в земли Ацтеков, кои весьма точно предсказали «точку преломления» и зарождения пятой цивилизации, Джон был корсаром на службе французского короля Франциска I. Джонни, конечно же, проник в ряды испанцев под видом одного из рыцарей, благо его испанский был хорошо, muchachos. В бою за Теночтитлан отряд Джона попал в плен вместе с другой полсотней рыцарей.

Следующие десять дней были для Джона сущим адом: ацтеки один за одним убивали рыцарей, скармливали их сердца Идолу а их голову метали в осаждающих конкистатодоров, чьи союзники-индейцы, подчиняясь суеверному страху, разумеется, сбежали словно трусливые собаки. Джон видел смерть сорока шести рыцарей, когда настала его очередь.
И вот жрец вырезал его сердце из груди.

Но сердце Джона билось в руках жреца. Жрец с ужасом посмотрел в глаза улыбающемуся Джону.
— Да, такая я бессердечная сволочь, чувак — сказал Джон на чистом ацтекском. — Знаешь в чем секрет веры, чумазенький?

Он забрал у ошемленного и несопротивляющегося Жреца его ритуальный нож (по интересному совпадению тот выглядел словно распространенное холодное оружие двадцатого века — Мачете) и отрубил тому его бестолковую башку. Ацетки, само собой, дрогнули, Тенчтитлан пал, испанцы резали женщин и насиловали скот.

Мачете Джон оставил себе, таким образом у него как у настоящего самурая стало два меча — катана Правды и мачете Веры. Но, по правде говоря, у Джона никогда не было хозяина, поэтому формально он был Ронином. Одним из 47 Ронинов. Le Noir Fainéant.

13 ступеней — сосчитал Младший и принялся искать вход. Всего он насчитал 9 ворот, выбрав девятые, неспешно, но и без излишней медлительности, вошел внутрь.
То, что он увидел, поразило его. Перед ним стоял он сам, весь в крови с ног до головы. Красный.

— Это какой-то трюк, — сказал Джон.
— Да, и я, вполне может быть, когда-нибудь расскажу тебе его секрет — ответил он сам себе.
— Каким бы не был этот трюк, он весьма сложен. Никто не может разговаривать вот так сам с собой.-
— Да это потому, что никто особо и не пытался, Джон. Ты вообще знаешь в чем смысл разговора?
— Конечно, в передаче информации.
— Вот ключ, тот самый. Открой вон тот сейф, Джон.
— И что там?
— Увидишь.
— Странно, думал, я не отражаюсь в зеркале.
Джон взял ключ «у самого себя» и открыл сейф. В сейфе было его сердце.
— О, спасибо, чувак. Я думал, его уже и не найду, давно уж потерял.
— Не за что. Теперь слушай. Вера — это и есть любовь. То, насколько ты доверяешь человеку определяет то, насколько ты его любишь. Если ты не веришь человеку, не доверяешь ему, ты будешь вынужден скрывать от него правду, часть самого себя. Первое, что человек должен сделать — полюбить себя, принять себя таким, какой он есть и полностью довериться себе. Потом уже можно слушать те «бредни» про «Возлюби ближнего как самого себя». Чувак, если ты скрываешь что-то от себя же, как ты можешь что-то доверить другому человеку.

Джон задержал дыхание, пытаясь выхватить перекрестием оптического прицела его голову. На таком расстоянии, да еще с его зрением это было весьма проблематично.

Справившись с собой, Джон выстрелил и продолжил следить за мишенью в прицеле своей винтовки — после того, как он зафиксировал попадание в цель, он перезарядил винтовку и произвел повторный контрольный выстрел. Вторая пуля попала в цель через пять секунд после первой.

— Прости, братишка, — с горестью произнес снайпер. — Авраам Линкольн дал людям свободу, а полковник Кольт уравнял их шансы.

Ему предстояло еще одно дело в Далласе. Хоть он и обожал М1911, для него ему пришлось использовать револьвер.

— Ок, мам. Как говоривал Дункан Маклауд, «Должен остаться только один!»
— Необязательно, Джон, сейчас, когда стоит вопрос о колонизации космоса, администрация расширила лимит до 500.
— Круто, че. Погнал я тогда. Ма, я возьму твой гелик?

Джон изумленно смотрел в ее глаза. Волчица, которую он взял себе еще маленьким волчонком смотрела в ответ с ненавистью. Несколько секунду назад она нанесла Джону, как она думала, смертельную рану, разорвав сонную артерию.

Когда-то давным давно, еще в начале времен, Джон, тогда известный как Заратустра, встретил змею. Та укусила его в шею, так что Заратустра вскрикнул от боли. Отняв руку от лица, он посмотрел на змею; тогда узнала она глаза Заратустры, неуклюже отвернулась и хотела уползти. «Погоди, — сказал Заратустра, — я еще не поблагодарил тебя! Ты разбудила меня кстати, мой путь еще долог». «Твой путь уже короток, — ответила печально змея, — мой яд убивает». Заратустра улыбнулся. «Когда же дракон умирал от яда змеи? — сказал он. — Но возьми обратно свой яд! Ты недостаточно богата, чтобы дарить мне его». Тогда змея снова обвилась вокруг его шеи и начала лизать его рану.

И теперь, вскормленная им волчица нанесла удар в то же самое место.

— Хорошо, что я не Ахиллес, и у меня нет слабых мест, — ухмыльнулся Джон, схватил волчицу и выкинул ее вон.
— Пусть осознание того, что ты бессильна что-либо сделать мне, будет тебе наказанием — произнес зловещее проклятие Джон.

Ужасная, всепоглощающая боль терзала Джона в очередной раз — казалось бы после скалы и креста ничто не могло удивить Джона и ранить больнее, но человечество не перестает удивлять во все времена.

Что может быть страшнее предательства? Ужаснее убийства? Смертельней самого острого кинжала?

Равнодушие — пожалуй, самый сильный удар, который может нанести человек другому человеку, а в случае с Джоном, божеству в теле человека.
Именно кинжалом равнодушия была нанесена очередная рана в уже и без того натерпевшееся тело Джона, в самую его раскрытую часть души, удар за ударом, и сил становилось все меньше и меньше.

Хотите сделать максимально больно человеку — отвернитесь от него в самый для него неподходящий момент, когда он наиболее слаб и нуждается в вашей помощи.

Одновременно с болью от этой раны Джона терзал философский вопрос — насколько предопределено все сущее, в том числе жизнь самого Джона событиями прошлого, сколь детерминирован на самом деле кажущийся свободным выбор человека или божества.

Зависит ли свобода выбора от знания и насколько знание определяет выбор человека?

Вот и произошло то, чего так страстно желал Джон, но получив желаемое, он не испытал должного удовлетворения. Верно говорят, думал президент, что самое сладкое в мечтах — это процесс по её осуществлению, ведь мечта — это лишь цель, не определенная во времени и не обеспеченная ресурсами по её достижению.

Давно в детстве и не очень давно в юношестве Джон будучи молодым, наивным и беспечным, что позволительно детям и женщинам, но никак не мужчинам, полагал, что власть — это что-то такое, что передают по наследству, что может быть куплено или выпрошено. Достигнув же зрелости, он понял, что власть — это мерило развитости человека, и что никогда более развитая и сильная личность не станет повиноваться менее развитой (за исключением кратковременных тактических приёмов) и слабой. Также хорошо Джон усвоил, что настоящую власть всегда берут самостоятельно, и никогда не ждут, когда тебе её принесут на блюдечке с голубой каёмочкой — что бы, чёрт побери, это не означало.

Критика власть имущих самый простой и лёгкий способ людям недалёким и менее целеустремленным слагать с себя ответственность за свою собственную жизнь. Но не понимая сути феномена власти, такие люди-критики лишь растрачивают свою энергию на дестабилизацию структуры власти, тем самым принуждая власть тратить еще более количество энергии на её стабилизацию, раскачивая таким образом лодку до тех пор, пока та не перевернётся, а спасшиеся начнут строить новое общество с той же самой по сути властью в новой лодке.

Став же президентом величайшей страны, Джон не чувствовал того наслаждения от процесса властвования, которого он ожидал, его более заботили дела вверенного им же самим самому себе государства и его народонаселения. Он не питал отеческих чувств к людям, сотрудникам своей администрации и членам правительства, но старательно и с должным мастерством играл роль «отца народа»: первого из первых, лучшего из лучших. Всё свое время, позабыв о себе, он уделял стратегическим и тактическим расчётам, изучению возникающих вопросов и принятию соответствующих решений: он балансировал на острие иглы, которую в свою очередь тащили в противоположных направлениях лебедь, рак и щука — потребность плебса в хлебе и зрелищах, интересы финансовой аристократии и страны, соперничающие с его страной на международной арене. А сколько уходило сил на организацию, мотивацию и стимулирования многочисленных подчиненных, каждый из которых преследовали в большинстве своём личные и нередко корыстные интересы — не счесть, и еще больше приходилось тратить сил и времени на усмирение или устранения конкурентов и претендентов «на трон». Не мог он остановиться и собственном развитии, но текущее его положение неплохо помогало ему как в этом, так и в вопросах роста личной силы.

Закинув очередную горсть амфетаминов в глотку, Джон отпил виски из бокала и уселся за свой рабочий стол — ещё предстояло решить кое-какие вопросы перед предстоящим завтра визитом в Даллас.

Что нужно для хорошей книги или небольшого, но, тоже хорошего, рассказа? Я, как автор, считаю, и даже более чем уверен, что я — необходим. Также нужны и вы — читатель, но уже не столько, как я. Автор в общем-то может обойтись и без читателя, читая собственные произведения, то есть играя роль читателя.
Но вот, что я знаю на собственном опыте — не каждый читатель способен стать хорошим автором.

Теперь перейдём непосредственно к сути: автору надо что-то писать, а читателю читать это «что-то написанное». Если речь идёт о тексте в целом, то в нём должны быть и сюжет, и герои — главные и второстепенные.
Одной из самых сложных задач для меня, как для автора, является «начать повествование». В одной своей экспериментальной книге — «Книга Джона» — я применил приём «петля времени» (на текущий момент, неплохое-таки название). Смысл в том, что у «Книги Джона» нет как такового начала или конца, читать её можно в любом направлении, как в хронологическом, по порядку написания, так и в обратном. Также можно читать отдельные её фрагменты — «рассказы», собирая у себя в голове мозаику удобным для себя способом. Этому крайне поспособствуют вставленные в текст «картинки», «песни», «клипы» и даже целый фильм. Вообще, считаю такой формат — книгой будущего, но в то же время саму «Книгу Джона» (как горько заметил Ф. Ницше о своём труде «Так говорил Заратустра») — «книгой для всех и для никого».

Тем временем Адам Джонс уже подходит к стойке регистрации в аэропорту Рост-Анджелеса, глубоко переживая свой в жизни первый предстоящий полёт на аэроплане.

Чувство полёта, пусть даже на борту самолёта одной из крупнейших авиакомпаний в мире, можно, пожалуй, только ощутить, но передать его словами, как и любое другое чувство — крайне сложно.

Сначала самолёт разгоняется до огромной скорости и ты ощущаешь эту скорость, сидя в более-менее комфортабельном кресле эконом или бизнес класса, вместе с другими пассажирами этого рейса — но ощущаете вы одно и тоже, скорее всего очень по-разному. Кто-то с интересом смотрит в окно иллюминатора, кто-то играет на своём смартфоне в какую-то «трендовую» игру, кто-то поспешил уткнуться в кроссворды, состязаясь с их автором в широте ума.

Адам был из тех, кто при взлёте с интересом смотрит в окно иллюминатора.